Кирилл Степанович Федин
Родился в 1916 году в селе Крутиха Крутихинского района Алтайского края в многодетной крестьянской семье. Получил начальное образование – 2 класса.
На действительную службу был призван в 1936 году, в 1939 году демобилизовался. Когда началась война с Финляндией, забрали по мобилизации, но повоевать не успел, война быстро закончилась, вернули по домам. Во время Великой Отечественной войны был призван на защиту Родины 18 сентября 1941 года. Попал на Ленинградский фронт, с сентября 1941 года по июнь 1942 года воевал артиллеристом в артиллерийском полку. 5 июня 1942 года был тяжело ранен в ногу. В связи с непригодностью к военной службе комиссован 15 января 1943 года.
После демобилизации вернулся домой, в Крутиху, работал в колхозе «Рассвет» учётчиком, заведующим складом, объездчиком.
(По материалам библиографического пособия П. А. Баженовой).
Об отце рассказывает житель Крутихи Владимир Кириллович Федин.
– Отец очень мало рассказывал о войне, о том, что пережил. Та скудная информация, которой сейчас можно поделиться, это, в основном, услышанная случайно из разговоров фронтовиков за праздничным столом на 9 Мая или просто в их беседах-воспоминаниях. Нам, ребятишкам, интересно было, когда собирались взрослые, вот мы и толклись рядом, что-то слышали, кое-что и нам рассказывали.
Отец рассказывал, что немца-то живого и не видел за всю войну. Артиллеристы в атаку не ходили, позиции огневых расчетов находились за 3-4 км от передовой. Как командир орудия, отец получал координаты и бил по врагу. Однажды при смене позиций зашли в деревню, которую оставили, отступая, немцы. А там штабеля трупов лежат, штабеля три, наверное. Рядом канистры с бензином – не успели фашисты поджечь. Они не хоронили своих, просто сжигали.
А еще случай, как отец две недели был в окружении. Две недели без хлеба и соли, без возможности разжечь костер, чтобы согреться. Копали в снегу ямы, стелили туда лапник еловый, ложились по 3-4 человека, чтобы хоть как-то согреться, сверху тем же лапником и укрывались. А за «едой» ползали ночью, вооружившись шашками и рюкзаками. На нейтральной полосе лежали мертвые кони-тяжеловозы. Вот с них «строганину» и снимали. И немцы тоже туда ползали за тем же самым.
А выжить помог один счастливый случай. Немцы для своих сбросили с самолета мешок с продуктами, да промахнулись, или ветер парашют снес – в общем, попал этот мешок в наше расположение. А там – невиданные в ту пору галеты. Кто же знал, что это такое и с чем это едят? Один солдат закинул в рот сухарик, проглотил, а потом с животом мучился. Одной такой галеты хватало на двоих мужиков, кидали ее в солдатский котелок, заливали горячей водой и получали буханку хлеба. Вот эти немецкие галеты очень хорошо наших солдат поддержали тогда.
«У немцев, – рассказывал Кирилл Степанович сыну, – тоже были боевые машины артиллерийские. У нас – «Катюша», у них – «Ванюша», это уж мы, конечно, прозвище такое дали. И вот однажды фашисты стали нас обстреливать, летят снаряды, слава богу, в нас и орудия не попали – перелёт. Но попали в хозяйственную часть, а там на веревках сушилось белье. И после обстрела все солдатские кальсоны, рубахи, полотенца – всё висело на ветках деревьев.
А еще помню случай, как послали меня с донесением в штаб. Сел на коня – поскакал, прибыл в деревушку, где штаб располагался, а куда править – не знаю. Спрашиваю у встречного солдатика, как к штабу проехать? А тот мне отвечает: езжай вдоль улицы, там хатенка стоит, у нее солома с крыши объедена. Подъезжаю – точно, полкрыши соломы нету. Оказывается, там посыльные привязывали коней, они всю солому и съели – тоже голодно было зимой-то.
А про ранение – длинная история, целых 9 месяцев лежал я в госпитале. Получилось так. Нас, троих солдат, отправили с обедом к офицерам, которые давали ориентиры для стрельбы. Пошли по лесу, где шли, где ползли, добрались до опушки. Перекурить бы. И только задымили, мины немецкие вжик! Немцы моментально на любой дымок реагировали, сразу начинали обстрел. И вот одной миной нас троих и скосило. Одного в голову сразу насмерть, второму живот вспороло, слезно просил пристрелить его… А мне ногу перебило, на одном сухожилии болталась. Надо ползти. полз несколько суток… Жара нестерпимая, пить хотелось ужасно! Дополз до дороги, машина проехала, в колее вода. Сколько-то попил ее, грязную. Подобрали потом наши, привезли в госпиталь. Только должен был врач прийти – а тут обстрел! Эвакуировали в другой. И там разбомбили. А нога-то все хуже и хуже. И только в третьем госпитале в Серпухове попал на операционный стол. Хотя хирург, как увидел, сразу предложил отнимать. Спасибо медсестре, по её настоянию вынули осколки и зашили. Правда, стала нога короче другой на 15 сантиметров. 9 месяцев провел на лечении, вытягивали ногу, удалось удлинить ее на 10 см. Но на фронт больше не попал – комиссовали…»
– Уже после войны, – рассказывает Владимир Кириллович, – отец и его друзья-фронтовики Иван Перевалов и Сергей Сергеев, хромая, приходили на митинг и поднимались на памятник, про них говорили: «Вот и наша футбольная команда идёт!» Переписывался отец с друзьями, конечно, делились своим житьем-бытьем, вспоминали военное прошлое. В 1952 году «зашевелились» оставшиеся в ноге осколки, врачи на память отцу три осколка подарили. Долгое время хранили их, как память. А сейчас дело прадеда продолжает его правнук, мой внук, который уничтожает нацизм на Украине. Уверен, отец бы очень гордился правнуком.
Александр Павлович Лапин
Родился в с. Маловолчанка. На войну был призван в 1942 году, не достигнув даже совершеннолетия. После призыва попал в школу военной подготовки в Красноярске. Из Красноярска отправили сразу под Харьков, также Александр Павлович участвовал в Корсунь-Шевченковской операции на Украине и Ясско-Кишиневской в Молдавии. Получил несколько ранений, награжден медалями «За отвагу», «За взятие Берлина», «За взятие Варшавы». Командовал расчетом станкового пулемета «Максим», всю войну прошел комсоргом, дошел до Берлина. После окончания войны вынужден был дослужить срочную службу.
Память о героическом отце бережно хранят его сыновья и снохи, вспоминая истории, рассказанные фронтовиком.
«Призывался я из Маловолчанки, вместе со мной уходили на фронт два моих товарища-односельчанина Иван Попов и Василий Терёшин. Привезли в Бийск сначала. Очень голодно было на пункте сбора, пока формировали части. Иван дежурил на кухне и принес оттуда товарищам картофельных очисток – сварить и покушать. Командование узнало, за это Ивана отдали под трибунал. Мы выстроились на плаце, плакали – мы, мужики, просили, чтобы Ивана отпустили, не судили… Все-таки он попал за эти очистки в штрафную роту…
Второй номер расчета был у меня сибиряк, здоровый такой, сильный – настоящий богатырь. Так вот он пулемет мог один нести. А «Максим» далеко не лёгкая ноша! И не только носил, но и стрелял на весу, от живота! Вот силища была! Помню, бои были тяжелые… Нас, пулеметчиков, кидали по разным направлениям. Устали, как собаки… В минуту затишья понял, что сил моих нет, спать хочется. Рядом рощица – отошел туда и в сон, как в яму, провалился. А когда очнулся и пришел на позицию – всё место дислокации разворочено, перепахано – разбомбили фашисты! А меня вот уберегла судьба».
«Стояла наша часть в Молдавии. А там сады – чудо, как хороши! А яблони! Но вот беда – те яблони на противоположном берегу пруда стоят. Плавал я хорошо, вот и поплыл за яблочками, чтобы ребят своих накормить, угостить. Сплавал, нарвал, принес – обошлось. А вот от нелепой заблудившейся пули не уберегся. Рикошетом зацепило прямо в голову. Ранки маленькие такие, аккуратненькие…»
«Конец войне объявили, я уже в Берлине был. Все плакали, радовались, даже не верилось, что этот ад закончился! Нам сказали, что будем участвовать при подписания акта о капитуляции Германии и стоять в почетном карауле. Выдали нам форму – новенькую, офицерскую. Предупредили, что мы должны только «ура!» кричать, никаких разговоров и лишних движений быть не должно! В полуторах метрах от нас прошел Кейтель, он представлял фашистскую Германию. Ох, как зуделись руки воткнуть ему штык в живот за все, что они сделали с нашим народом, за все издевательства! Но – нельзя. На самолете прилетел представитель Франции, но почему-то из самолета так и не вышел. В общем, много военачальников собралось. Волновало главное – войне конец! Хотя я после этого еще почти 2 года служил в Германии в комендатуре Берлина. Замечательный комендант был – генерал-майор Берзарин. Настоящий командир, справедливый, честный, любили его. А он любил быструю езду, гонял на трофейном мотоцикле – только пыль стояла. На нем и разбился…
Всякое было… И месть немцам, и мародерство… Были такие, кто набивал полные вещмешки барахлом, они служили отличной мишенью для снайперов. А мы поклялись на нашей родной земле, что ничего нам не надо, только домой, быстрей домой!»
Быстрей домой у Александра Павловича не получилось, на малую родину он вернулся лишь в 1947 году. Работал в хозяйстве в Маловолчанке, после укрупнения перебрался с семьей в Волчно-Булинское и всю жизнь проработал главным бухгалтером совхоза. Вырастил и воспитал вместе с супругой четверых парней, которыми гордился. И, конечно, главным в большой семье Лапиных был и остается День Победы.
Благодарим за воспоминания сыновей Александра Павловича Лапина Владимира Александровича и Виталия Александровича, а также сноху Валентину Ивановну Лапину.